Спокойствие - мой главный ресурс.
Откровение создающего
(Мысли и притчи о творчестве)
…Ну вот, кажется, отпустило. Отпустила. Тишина из своего тяжкого плена, в котором путаются мысли, вязнут слова и постепенно пропадает желание говорить. И хочется молчать. Тупо. Не так, когда в молчании рождаются новые мысли, а так, когда все внутри сковывает, и нет ничего, кроме пустоты…
Но сейчас, кажется, все прошло, и я возвращаюсь к жизни. Я начинаю двигаться, еле-еле, понемногу, чувствуя каждый свой шаг, и не веря в то, что наконец-то снова дышу…
Мысли начинают оживать, но вместе с ними оживает и моя боль, та, которая все время сопровождает движение, мои попытки увидеть то, что происходит, и понять, что я могу сказать в ответ на все это…
Когда голова начинает кружиться, а сердце тягостно сжимается от ужасающих новостей, возникает странное ощущение, как будто что-то пульсирует внутри…Что-то пока непонятое, что очень трудно выразить словами. Но однажды приходит понимание, просветление…И тогда ты ясно осознаешь, как все внутри как будто освещается четким осознанием того, чего ты хочешь. Что ты считаешь нужным делать в том мире, который пугает тебя тем, что ты в нем видишь….И то, что раньше казалось каким-то расплывчатым и невнятным, обретает видимые черты. Теперь я могу точно сказать, что мне открылось в этом хороводе размышлений: я хочу быть создающим, хочу пройти очищение созданием и посвящение в него…
***
…Сейчас, когда я снова могу двигаться, я смотрю на небо и землю, на цветы и деревья, как на своих учителей. И я опять чувствую, что скоро появятся новые строчки, наполненные моей болью и моей радостью…
КОГТИ
Он не понял, как это произошло…
Отвратительное чудовище, неожиданно появившись перед ним, схватило его крепкими лапами и вонзило в него свои цепкие когти. Со злобной яростью царапая его сердце и причиняя ему жуткую боль, оно продолжало его мучить, пока усталость не овладевала им. Но даже во сне оно не выпускало своих острых когтей из его сердца. В такие редкие часы отдыха он как будто проваливался в пустоту и отчаяние или впадал в какое-то непонятное забытье, изредка издавая стон от глухой боли, которую причиняло ему чудовище, вздрагивая во сне. Он не видел выхода, не знал, как ему спастись, и совершенно не представлял, что ему теперь делать…
Она тоже появилась совершенно неожиданно, когда чудовище спало. Ее тихий шепот, звучащий как шелест листьев, разбудил его…
- Ты пришла, чтобы спасти меня? – со слабой надеждой в голосе спросил он.
- Нет, - твердо ответила она, - я пришла напомнить тебе, что спасти себя можешь только ты сам.
Его глаза потухли.
- Я ничего не могу сделать, - упавшим голосом выдавил он, - оно убьет меня.
- Ты должен посмотреть чудовищу в глаза…
- Я не могу.
- Попробуй.
- Я уже пробовал, - глухо признался он.
Он говорил правду. Он действительно уже пробовал. Набравшись смелости, он попытался взглянуть в глаза терзавшему его чудовищу… При одном воспоминании об этом его бросило в дрожь. Ему было страшно даже вспоминать об этом.
- Что ты там увидел? – спросила она.
Он молчал, глядя в одну точку, пытаясь унять новую волну страха и боли, которая вновь поднялась и грозила накрыть его…
- Что ты там увидел? – снова спросила она с мягким упорством. Что он там увидел?..
То, что предпочел бы не видеть никогда, то, что так старательно и долго скрывал от себя, то, что так пугало его и лишало сил, то, что вселяло в него панику и отчаяние…
- Ты увидел то, что прячется внутри тебя, и что ты скрываешь от других? То, что мешает тебе и тянет тебя вниз? - с непонятной для него уверенностью спросила она.
- Откуда ты знаешь? Она улыбнулась, и молча протянула руку, указывая вдаль. Проследив за ее рукой, он вдруг увидел, как видение, ее саму с искаженным от боли лицом. Другое чудовище, с остервенением вцепившись в ее сердце, терзало ее и дико рычало…
Как будто очнувшись, он встряхнул головой. Видение исчезло. Он обернулся.
- Видел? - Улыбка на ее лице исчезла. Она была напряжена как струна.
- Что это было? - в изумлении спросил он.
- Когда-то на меня тоже напало чудовище. Такое же страшное и безжалостное, как и то, что мучает тебя.
- Откуда оно взялось?
- Эти чудовища охотятся за нами и хватают нас, когда понимают, что мы очень устали в пути, и у нас слишком мало сил, чтобы противостоять им. Они не жалеют никого, и им все равно, мужчина ты или женщина. Они знают, что единственный способ справиться с ними - это посмотреть им в глаза. В упор. Твердо. Но не у каждого хватает смелости, чтобы взглянуть в глаза терзающему ему чудовищу.
- Почему? - Ну, ты же теперь знаешь, - снова улыбнулась она. - Потому что в глазах этого чудовища отражается все самое ужасное, что пугает нас в себе самих и в окружающем нас мире, все то, что вселяет в нас отчаяние и вызывает самую сильную боль…Поэтому смотреть в глаза этому чудовищу очень страшно. Не каждый осмеливается смело и честно взглянуть в глаза собственной жизни… Но только этого мало. Взглянуть в глаза чудовищу – это полдела. Самое трудное в том, чтобы этот взгляд не отвести. Чтобы найти в себе силы сделать новый шаг и продолжать двигаться после того, что ты увидел в этом взгляде. Многие из тех, кто все-таки осмеливаются взглянуть в глаза чудовищу, окончательно теряют силы и гибнут в его лапах. Поняв многое о самом себе, о собственной жизни и об окружающем нас мире, они впадают в отчаяние или в ярость. Их хватает только на то, чтобы презирать себя, ненавидеть и ругать все и вся, а это только придает чудовищу новые силы и помогает ему терзать нас еще безжалостнее. И лишь немногие, отчетливо видят изъяны в собственной душе и в окружающем мире, могут найти в себе силы, чтобы двигаться дальше. Но те, кто делают это, преодолевая боль, стыд и страх, лишают чудовище сил, и оно разжимает когти...
- Твое чудовище разжало когти?
- Да, - ее голос чуть дрогнул. Я нашла в себе силы, чтобы взглянуть ему в глаза и смогла сделать шаг вперед…
- Представляю, как тебе было тяжело…
- Не представляешь, - вздохнула она. - Каждый из нас платит свою цену за новый шаг вперед…
Чудовище вздрогнуло и проснулось. Злобно рыча, оно сильнее сжало когти, глубже вонзив их в его сердце, и он снова застонал от боли. На несколько секунд он зажмурил глаза и почувствовал, что внутри него происходит что-то необъяснимое. Прежнего отчаяния и пустоты не было. Как не было и решительной твердости. Просто откуда-то появилось странное спокойствие и уверенность в том, что ему нужно делать. Как будто почувствовав что-то неладное, чудовище повернуло голову и подозрительно посмотрело на него. Он понял, что не может упустить этот момент, что его время пришло…
Вряд ли он когда-нибудь смог бы описать, что он испытывал, когда собирался с силами…Смесь ужаса и робости, и, в то же время, неожиданно появившейся решимости…Стиснув зубы и сжав кулаки, плохо понимая, что происходит, он медленно поднял голову и посмотрел чудовищу прямо в глаза…Он плохо помнил, что произошло дальше…Это было как будто в другой реальности, где перемешалось все: прошлое и настоящее, мысли и чувства…. Скованный страхом, отчаянием и болью, он в упор смотрел в глаза чудовищу, взгляд которого безжалостно и неумолимо открывал ему все то, от чего он больше не мог прятаться и то, что он так боялся увидеть…
Он увидел себя самого, теперешнего, к которому он никак не мог привыкнуть, и которого ему так хотелось заменить собой вчерашним…Он увидел все то, что не мог принять в себе, все то, с чем ему никак не удавалось справиться…Но это было не все. В глазах чудовища он увидел то, что его окружало, что он не мог понять и вплести в свою жизнь, то, что его душа упорно отторгала…Он увидел непонимание и презрение в глазах тех, кого еще совсем недавно он считал своими единомышленниками… Чудовище привыкло видеть, как его собратья наслаждаются своими победами, оно помнило свое торжество над прошлыми жертвами и предвкушало новую победу. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и волна безнадежности, промелькнувшая в глазах его новой истерзанной жертвы, будет означать, что она навсегда останется в его власти…
Оно никак не ожидало увидеть то, что открыл ему ответный взгляд в упор. Взгляд человека, сумевшего в самый отчаянный момент вспомнить все то, что он так любил, что вливало в него новые силы, что вдохновляло его, что было для него самым драгоценным, и ради чего стоило жить…Чудовище увидело бездонную синеву неба, бескрайность полей и спокойную гладь реки…Шелестящие на ветру листья и летний дождь, дарящий пробуждение после одурманивающей жары…Серебро снега и золото солнечных бликов… Нежный поцелуй матери и добродушно-ворчливое благословение отца…Понимающие и светящиеся добротой глаза его любимой женщины…Маленькие ладошки ребенка и его по-детски любопытный и наивный взгляд…Круговорот образов, звуков, цветов и слов, которыми ищущие и неугомонные души пытаются спасти озлобившийся и начавший убивать самого себя мир…
Чудовищу стало ясно, что на этот раз оно проиграло…Чувствуя, как силы оставляют его, с яростным воем оно разжало когти и отпустило его…
Медленно, как после тяжелой и изнуряющей болезни, он шаг за шагом покидал это страшное для него место, где ему пришлось столько пережить…Он шел все дальше, и только следы на его груди напоминали о том, что когда-то страшное чудовище вонзило в него свои когти…
***
У меня есть только два пути: или я молчу и не сотрясаю воздух пустыми словами, или позволяю себе рухнуть в беспредельную откровенность. Я выбираю второе. Откровенность, которую так и тянет назвать пугающей. Пугающей, прежде всего, для меня самого. Но она пугает только сначала, в первый момент. Очень скоро я начинаю понимать, что иначе быть просто не может, и она становится естественной, важной частью жизни, без которой дальнейшее движение уже невозможно...
НОЧЬ В КОМНАТЕ МАТЕРИ
Молилась мать в ночной тиши
Словами добрыми, простыми,
Смотря на огонек свечи,
И сердце в такт стучало с ними…
И поднимала ввысь глаза,
В надежде называла имя,
Чтоб услыхали Небеса
Молитву матери о сыне…
Женщина улыбнулась и поцеловала заснувшего сына. Уставший за день от своих детских забот, он уснул, чтобы утром проснуться полным сил для новых приключений. Она тихо вышла из детской, осторожно прикрыв за собой дверь. Вернувшись в свою комнату, она еще несколько минут вспоминала забавные истории, которые перед сном поведал ей сынишка. Потом подошла к окну и взглянула на небо, открывшее свой новый лик, свойственный только ночи…
- Помоги ему, - прошептала она. - Прости меня за все, в чем я неправа, и убереги его от всех бед…
Закрыв занавеску, она открыла книгу, надеясь дочитать то, на что не хватало времени днем. Муж должен был вернуться только завтра, она мысленно пожелала ему доброго пути и погрузилась в чтение…Мысленно соглашаясь или споря с автором, она дочитала книгу до конца. Ей казалось, что теперь она уснет, только коснувшись подушки…
Но часы медленным шагом шли друг за другом, она ворочалась, то закрывая, то открывая глаза, а сон так и не собирался касаться ее своим крылом…Вздохнув, она встала и снова подошла к окну. Умиротворенное настроение после укладывания ребенка и чтения как рукой сняло. Какая-то неясная тревога давила на сердце и не давала покоя. Она решила успокоить себя и вспомнила самые веселые минуты ушедшего дня, проведенного с ребенком. Но легче ей не стало… Тревога все усиливалась.
- Да что же это такое-то? – раздосадованно подумала женщина, пытаясь унять поднимавшиеся волны… Неожиданно она вспомнила, как, гуляя с сыном, встретила соседку. С каждой секундой как будто накаляя все вокруг, та доверительным шепотом рассказала подробности истории, которая уже несколько дней будоражила умы и души жителей города. Спрятаться от неуемной откровенности было некуда. Пришлось дослушать, и, попрощавшись с соседкой, явно довольной произведенным впечатлением, продолжать прогулку с тяжелым сердцем и давящим ощущением безысходности и страха…
Сынишка бегал и играл, поэтому не заметил состояния матери. Она постаралась взять себя в руки и остаток дня всеми силами гнала прочь от себя жуткие картинки… Но теперь, ночью, они ожили и снова предстали перед ней в новых ужасающих красках. Тех, которые встречаются только ночью. Днем они блекнут под лучами солнца, а ночью набирают силы и пугают своей ужасающей откровенностью и беспощадностью…Женщина отодвинула занавеску и с горечью посмотрела в ночное небо. Милое личико сынишки, такое родное, как будто стояло между ней и небом, ощущение тревоги усиливалось, картины одна страшнее другой замелькали в ее воображении…
- Господи, прости и благослови его! Мне за него очень страшно! - в отчаянии прошептала она. - Убереги его от бед, от всех ужасов, которые происходят вокруг...Не потому, что он лучше других, а потому, что я просто очень боюсь за него. Он очень дорогой для меня человечек, но я не всегда могу уберечь его. Не все в моей власти и в моих силах. Я не прошу у Тебя избранности, я прошу у Тебя милости.
Она на мгновение замолчала, с горячей мольбой глядя в небо. Взволнованный шепот продолжал:
- Убереги его от всякого злого умысла…Не дай ему стать палачом! Да, я очень боюсь, что он может стать жертвой, жутко боюсь, что с ним что-нибудь может случиться. Но еще больше я боюсь того, что он может стать жестоким и бесчеловечным. Вокруг столько зла, что я иногда перестаю верить в то, что смогу научить его бороться с ним. Прошу Тебя: убереги его от того, чтобы он сам стал причиной этого ужаса. Не дай ему сделать что-то страшное или жестокое для других. Не дай, отведи его руку! Научи его решать все мирным путем, а не кулаками и не силой…У меня не получается это сделать. Я могу сколько угодно наказывать его и ругать его, но я прекрасно понимаю, что нужно не это. Нужно будить в нем лучшее. А у меня такое ощущение, что я только вытаскиваю из него худшее. Все мои слова разбиваются о чьи-то поступки, которые он видит. Но ведь я не могу спрятать его от окружающего мира! Он должен научиться жить в этом мире, а не в том тепличном мирке, который я для него создам. Помоги и мне, и ему! Я очень тебя прошу!
Без твоей помощи мне не справиться! Научи его тому, чему не могу научить я. Вложи в него то главное, что у меня не получается вложить. У меня не хватает сил. Если ты хочешь, чтобы он узнал что-то важное через меня, дай мне мудрость и силы, чтобы правильно самой это понять. Чтобы объяснить ему это не только на словах, но и в поступках. Помоги мне найти путь к его сердцу. Помоги мне сохранить внутреннюю связь с ним, оставь между нами ниточку, которую ничем нельзя будет разорвать… Не оставляй его…
Женщина с отчаянием смотрела в небо…Потом склонила голову, коснулась лбом сомкнутых рук и закрыла глаза…
…Рассвет уже раскрашивал мир и просыпающиеся души в свои краски, когда она снова взглянула на небо. Она не пыталась увидеть каких-то мистических знаков, посланных в ответ на ее молитвы. Она понимала, что если Небеса захотят ей ответить, они сделают проще: просто сохранят ее сына целым и невредимым, не позволив ему стать ни жертвой, ни палачом…
***
Мои строчки кому-то западут в душу, для кого-то останутся незаметными и блеклыми, а у критиков вызовут поток сарказма. Критики…Кто это такие? Те, кто одарен чувством юмора, наверняка придумает им какое-нибудь язвительное определение, снабдив его добродушными или желчными комментариями. Те, кто не видит в их обливаниях грязью ничего смешного, разразятся гневными тирадами в их адрес. А я? Я молчу. Потому что не хочу ничего говорить. Вам не нравится то, что я делаю? Закройте, забудьте, познакомьтесь с другими. Может быть, те, другие, окажутся для вас важными и интересными. А все ваши грубости пусть останутся на вашей совести…
МАСТЕР И УЧЕНИК
«Молодые клыки Жаждут дряблости шей…»
М. Пушкина
Мастер возвращался домой по горной дороге. Непостижимая магия гор снова одарила его силой, темный бурлящий поток мыслей теперь скорее напоминал спокойное течение реки. Мастеру казалось, что в его душу вернулось равновесие и покой…
На пути к городу он встретил толпу учеников, которые что-то громко обсуждали. Ровным шагом Мастер приблизился к ним, уже готовясь поприветствовать их. Неожиданно кто-то громко выкрикнул его имя, только сегодня при звуке своего имени Мастер вздрогнул, не сразу осознав, в чем дело. Он молча смотрел на учеников, пытаясь понять, что происходит...
То, что он услышал, резким ударом вышибло его из долгожданного равновесия, обретенного с таким трудом. Ученики обсуждали его последние творения, подыскивая для них оскорбительные и грубые сравнения. Они осуждали его за новые и непонятные полеты мысли, за то, что он неустанно заставлял их искать ответы самостоятельно, хотя ему ничего не стоило самому все рассказать. Мастер слушал злобные высказывания учеников, а перед глазами поплыли какие-то странные образы…
Камни упреков, злобное шипение ненависти, липкая грязь сплетен, презрительные плевки оскорблений, острые стрелы осуждения…Ему казалось, что все это летит в него, и он не успевает укрываться от ударов…
Громче и яростнее всех кричал ученик, прозванный другими учениками Зверем за нетерпимость в спорах и неуживчивый нрав. В какой-то момент он обернулся, и неожиданно встретился глазами c Мастером. Глаза Зверя пылали ненавистью и злобой. Увидев, что Мастер здесь, он мгновенно понял, что тот уже все слышал, и ожидал, что сейчас глаза Мастера вспыхнут ответной ненавистью. Но взгляд Мастера был наполнен бесконечной болью и какой-то непонятной жалостью к тем, кто все это говорил. Зверь мгновенно осознал, что эта жалость относилась и к нему. Если бы Мастер ответил на все услышанное злобой и яростью, это придало бы Зверю еще больше сил, он продолжил бы в том же духе. Но эта жалость и боль в глазах Мастера сбили его с толку. Он с презрительным видом отвернулся, пытаясь скрыть свое замешательство, но при этом, понимая, что его замешательство не укрылось от Мастера…
На город опустилась ночь. Зверь беспокойно ворочался во сне, ему снился Мастер, который смотрел на него все с той же болью и жалостью, только уже не молчал. Теперь он говорил тихим и спокойным голосом, в котором не было ни капли ответной злобы:
В чужую душу камень бросив,
Ты сам себе удар наносишь,
Ведь Жизнь за каждый камень спросит,
Жаль, помнить это ты не хочешь.
Смешав чужое имя с грязью,
Мараешь собственную душу,
Ведь злоба худшее все дразнит,
И изнутри тебя же душит…
Резко проснувшись, Зверь вскочил и закрыл лицо руками. В ушах звенели слова Мастера, которые он услышал во сне. Бросившись к окну, Зверь рывком открыл его. Он стал торопливо вдыхать воздух, как будто не мог надышаться…
«И изнутри тебя же душит…» - Мастер дописал последние строчки, и устало откинулся на стуле. Стоявшая на столе свеча освещала законченную рукопись. Мастер вздохнул и, подойдя к окну, задумчиво стал вглядываться в темноту. Мастер и Зверь стояли каждый у своего окна, и каждому казалось, что он смотрит в темноту. Ни один из них не подумал о том, что их окна смотрят друг на друга, и не будь их дома разделены соседскими, они увидели бы друг друга из окон. Если бы кому-то пришло в голову посмотреть на них со стороны, он увидел бы, что их взгляды встретились в темноте. Только им по-прежнему казалось, что они смотрят в глаза опустившейся ночи. Перед глазами Зверя стоял Мастер, а что в это время видел внутренним взором Мастер и о чем он думал в этот момент так навсегда и останется тайной…
***
…Сколько же иногда возникает споров о том, как нужно что-то делать: писать музыку, стихи, картины, выражать свои мысли, привлекать внимание к тому, что ты делаешь…
Но однажды ты начинаешь понимать, что если кому-то подходит один путь самовыражения, то это вовсе не значит, что так нужно. Если что-то и нужно, так это очень внимательно прислушаться к себе и понять, чему ты действительно хочешь научиться у других, а что ты перенимать не хочешь, что ты возьмешь без изменений, а что изменишь, что тебе вообще не подходит, с чем ты категорически не согласен. Тогда все встанет на свои места, и ты будешь знать: да, то, что ты делаешь, не будет нравиться всем, но ты абсолютно искренен в том, что создаешь…
Нужно понять, что в жизни важно видеть собственные вершины, манящие только тебя, значимые только для тебя. Чтобы ты понимал, что, если ты до них не дойдешь, твоя жизнь будет неполной. Только нужно быть готовым к тому, что важное и значимое для нас другим может показаться пустым и незначительным. Поэтому придется выбирать: или ты достигаешь чего-то потому, что это важно для тебя, или потому, что это важно для других…
ПОВОРОТ
«Я вижу другую глубину и другие просторы, и я хочу рассказать о них. Я хочу говорить о том, что волнует меня сейчас, а не о том, что было вчера»...
Склонившись над дневником, он дописал в нем последние строчки и, поставив точку, закрыл его. Он прекрасно знал, что точка была поставлена не только в дневнике, но и после очередного пройденного этапа в его жизни, и его ждал новый поворот, который был неизбежен, но который и манил и пугал его одновременно. Пока он шел по уже привычному пути, вокруг него собралось множество спутников, которые поддерживали и ободряли его. Они шли вместе с ним, делили с ним все тяготы пути и радости открытий. За время их путешествия они привыкли к нему, привыкли к тому, каким он был все это время. Они ценили его и восхищались им…
Восхищались до того момента, пока он не сказал им, что больше не может и не хочет двигаться по тому пути, по которому шел раньше. Когда он сказал своим спутникам, что хочет поменять маршрут и свернуть за поворот, за который он заглянул и который поманил его своими далями, в ответ посыпался град упреков и обвинений. Спутники начали объяснять ему, что сворачивать ни в коем случае нельзя, потому что неведомые дали за новым поворотом могут быть опасными и непредсказуемыми. Некоторые из них начали угрожать ему, что покинут его, если он не передумает. Кто-то начал обвинять его в неверности избранному пути, предположив, что у него больше просто нет сил идти дальше, а смена направления – это не больше, чем оправдание своей усталости…
Он с горечью слушал их, а когда шум споров и обвинений стих, в наступившей тишине вновь прозвучал его голос. Он звучал с такой твердостью и уверенностью, что все поняли, что возврата в прошлое уже не будет, и его решение неизменно:
- Я пойду туда, куда зовет меня мое сердце. Если кто-то хочет идти со мной дальше, пойдемте. Остальные могут покинуть меня, это их право. Только прежде, чем вы примете решение, я хочу, чтобы вы знали: я не изменяю избранному пути, я его продолжаю. На любом пути есть взлеты, падения и повороты. Вот и я просто делаю поворот на своем пути, - этими словами пройденный этап завершился.
Спутники разделились. Некоторые из них все еще продолжали спорить и обвинять его, пытаясь доказать другим, как он неправ. Другие сразу же решили, что последуют за ним. Кто-то отошел в сторону, молча наблюдая за происходящим и путаясь в собственных сомнениях…
Он молча сидел и пытался не думать о том, что может ждать его дальше. Он не пытался строить радужных планов, не пытался мысленно бороться с воображаемыми опасностями. Он просто понимал, что в другом направлении он уже идти не сможет, и был уверен в том, что жизнь сама протянет ему руку помощи, если у него самого не хватит сил справиться…
Шум споров стих, все расположились на ночлег. К нему подошли несколько друзей, пытаясь еще раз понять, что с ним происходит.
- У тебя было так много единомышленников. А сейчас их стало меньше. Тебе не страшно?
- Немного страшно, но это ничего не меняет, - грустно улыбнулся он.
- Я не хочу жить вчерашним днем. Моим спутникам хочется, чтобы все оставалось по-прежнему. Но так быть не может. Я долго думал, прежде, чем решиться на этот поворот. Я мог пройти мимо него, но тогда это был бы уже не я. Просто я понял, что не могу двигаться так, как раньше. Да, я не знаю, что меня ждет впереди, но понимаю, что хочу видеть новые дали и двигаться к новым целям. Только этот новый сегодняшний путь не похож на вчерашний. И со мной пойдут уже немногие. Но те, кто со мной останутся, будут самыми верными моими друзьями.
Он спокойно посмотрел в глаза каждому из друзей. Сердце каждого из них дрогнуло, когда они увидели тень грусти в его глазах, но это не меняло его решимости. Рано утром он скрылся за поворотом. Кто-то из тех, кто был с ним раньше, остались. А те, кто ушел вместе с ним, никогда об этом не жалели. А он? Все время на новом отрезке пути он чувствовал рядом бьющиеся сердца друзей, и был благодарен Жизни за встречи с теми, с кем ему выпало встретиться за поворотом…
***
Одна из самых главных проблем в том, что самые важные вещи продолжают нас волновать на протяжении долгого времени. И получается так: сначала ищешь себя, подбираешь слова, чтобы лучше выразить свои мысли и чувства. А потом через какое-то время уже понимаешь, что начинаешь повторяться, и поиск затягивается, чтобы новое творение не стало самоповторением. Но, как бы ты ни старался, некоторые мысли так и будут повторяться, пульсируя во всем, что ты делаешь.
КРИК ДУШИ
Я стараюсь поменьше говорить об этом. Но у меня очень сложные отношения с правдой. Точнее со способами ее раскрытия. Поиск истины, правды - это нормальное явление, сложность в том, как показать открытые истины. Многие считают, что раскрытие правды - это лечение, его иногда приравнивают к хирургической операции. Только не на теле, а на душе. Ужасающие подробности исторических событий, внутренние причины каких-то явлений, шокирующие признания, способные перевернуть представления о чем-то…
У правды много сторон, и каждый хочет показать то, что он открыл. Только почему-то очень часто так называемое «лечение правдой» напоминает операцию без наркоза. Делать операцию с грамотной анестезией - значит, хотя бы попытаться изменить состояние пациента к лучшему, а вот делать то же самое без анестезии - это уже садизм. Почему-то никто не ждет от пациента, лежащего на операционном столе, что он будет терпеть боль в полном объеме. Никому не придет в голову упрекнуть его в том, что ему дали наркоз. А вот когда начинается истязание правдой, и человек ищет способ, как облегчить боль от постижения правды, его начинают упрекать в том, что он - трус, мелкодушный обыватель, что он не хочет видеть правду жизни, которая, в большинстве случаев, по сути, является правдой смерти.
Мне кажется, что творческие люди делятся на две категории: хирургов и анестезиологов. Человек, который по своей природе воспринимает действительность и свое творчество как врач-хирург, не будет нянчиться с читателями, он будет искать больные места и пытаться с помощью изрядной порции правды, без прикрас, исправить болезнь. А те, кто, скорее, относится к анестезиологам, будут, в первую очередь, думать о том, как облегчить восприятие этой правды, так, чтобы анестезия для души была в нужных дозах. И человеку - «анестезиологу» вряд ли стоит корчить из себя «хирурга», а «хирургу» притворяться «анестезиологом». Очень немногие могут сочетать в себе и то, и другое. Тут главное - не врать себе.
И я не хочу этого делать, понимая, что никогда не буду «хирургом». В нашем мире много жестокости, но я откровенно не понимаю, зачем смаковать эту жестокость в творчестве. У меня другой взгляд на вещи, и мне чуждо такое самовыражение. Да, конечно, любой человек, внимательно читающий нашу и зарубежную историю, знает, что ее страницы залиты кровью и усеяны трупами и разбитыми судьбами, но…Но ведь в жизни каждой страны, каждого города, каждой семьи, каждого отдельного человека, так или иначе было и есть что-то хорошее. Я не могу понять этой концентрации на темных сторонах, откровенно не понимаю упорного нежелания видеть светлые грани происходящего и показывать их в своем творчестве…
Сент-Экзюпери когда-то сказал: «Мы ответственны за тех, кого мы приручили». Но это еще не все. У нас есть другая ответственность: за тех, кого мы разбудили. Если кто-то мнит себя человеком, способным пробудить другого от внутренней спячки, этот кто-то должен четко понимать, зачем он это делает, зачем он будит другого. Он несет ответственность за то, что будет делать тот, кого он разбудил, и от того, каким будет это пробуждение, будет зависеть дальнейшее движение этого самого разбуженного. Если спящего разбудить пинками, он будет, в лучшем случае, тупо пялиться по сторонам, совершенно не понимая, зачем его разбудили. В худшем случае, пойдет молоть кулаками направо и налево, ничего не соображая и, спросонья, не будет в состоянии унять проснувшуюся энергию. А если человека будить деликатно, осторожно, бережно, добродушно, и, когда он проснется, убедиться, что он действительно проснулся и в состоянии осознанно смотреть на мир, тогда есть хоть какая-то надежда на то, что в этом пробуждении есть смысл. Что, проснувшись, он будет двигаться именно как человек, а не как полусонное, еще не очнувшееся от спячки существо…
***
В творчестве нет места конкуренции… Конкуренция – это дело спорта или бизнеса, и то, только до тех пор, пока она не переходит в паранойю. А между истинно творческими людьми конкуренции быть не может. Для них недопустимо даже такое понятие как «здоровая конкуренция». Оно равносильно понятию «доброкачественная опухоль». Можно прикрываться словом «доброкачественная», но от этого сама опухоль никуда не денется. Ее все равно нужно держать под контролем. Так и с выражением «здоровая конкуренция». Если творческий человек чувствует, что заразился конкуренцией, нужно срочно лечиться. Изнутри. Иначе в душе загорится не тот огонь, и будут бушевать чувства, которые могут просто убить те живые ростки, которые появились в ней. Они засорят те реки, которые в ней текут… Если не бороться с конкуренцией изнутри, можно стать заложником этой самой конкуренции. Тогда не останется сил на собственную откровенность, мысленно постоянно будет происходить сравнение собственного творчества с творчеством других в надежде увидеть, что собственное лучше. Все время будет мучить желание сделать не хуже, чем у других. Собственной души не останется…
ЗВЕЗДА И ЦВЕТОК
Поэт скомкал лист бумаги, испещренный перечеркнутыми словами, которые так и не смогли соединиться в целое. Мысли, которые он хотел выразить, разлетелись и рассеялись, не сумев родиться в живые стихи. Отойдя от стола, он повернулся к полке с книгами и наугад взял одну из них.
Это были стихи другого поэта, которыми он восхищался. Только сейчас, листая книгу, он вдруг понял, что не чувствует привычного восхищения. Вместо него в душе забурлил грязный поток из смешанных чувств. Саднящее чувство зависти, острой как нож, все раздирающей до глубины души. Невозможная горечь, накрывающая и давящая. Полное бессилие, как будто парализующее все желание двигаться и что-то делать. Поэт встряхнул головой, пытаясь освободиться от нежданных тяжелых мыслей.
Но вместо облегчения почувствовал бесконечную пустоту и тишину. И откуда-то из скрытой, внутренней глубины вырвался вопрос и как будто сдавил виски поэта. Зачем? Зачем я прислушиваюсь к этим непонятным внутренним потокам, рвущимся наружу? Зачем так спешу выплеснуть их наружу? Зачем шлифую строчки и рифмы? Зачем? Кто будет читать все эти строчки? Кому они нужны, кроме меня? Да и нужны ли они мне самому? Это безответное «зачем» заполнило всю комнату, и поэт почувствовал, что ему стало невыносимо трудно дышать.
Он открыл окно, но даже ворвавшийся в него прохладный воздух не смог ему помочь. Тогда он вышел на улицу в надежде…Он сам не понимал, на что надеялся. Надо было просто куда-то идти, неважно куда. Просто идти, а не сидеть на месте.
Проходя мимо одного из домов, он увидел сквозь прозрачную штору, как мать наклонилась над ребенком, поправляя одеяло. «Счастливы дети», - подумал поэт. – «Им не знакома пустота и зависть…».
На мосту стояла парочка влюбленных, прижавшихся друг другу и смотрящих куда-то вверх. Поэт тоже посмотрел наверх. В темном небе сияли звезды, но одна из них, казалось, сияла ярче всех, затмевая своим блеском другие звезды… Поэт опять встряхнул головой, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей и новой волны чувства собственного ничтожества.
Остаток ночи он провел в полузабытьи, которое никак нельзя было назвать сном. Проснувшись наутро с больной головой, он почувствовал какое-то странное ощущение. Ему казалось, что что-то необъяснимое манит его выйти из дома. Повинуясь этому непонятному чувству, он поднялся и пошел к парку. На дорожке парка он вдруг встретил малыша, который показался ему знакомым. «Наверное, это его я видел ночью спящим», - подумал поэт и еще раз взглянул на малыша. Тот с любопытством смотрел на какой-то маленький цветок, совершенно незаметный среди других цветов. Сам поэт вряд ли даже взглянул бы на этот цветок, если бы проходил мимо. Но этот цветок чем-то привлек малыша, склонившегося к нему и рассматривающего его с любопытством, которое может искриться только в глазах детей.
Внезапно поэта осенило…Этот малыш спал ночью и не видел красоту сияющей звезды, но сегодня он увидел другую красоту, в цветке, на который никто не обращает внимания, проходя мимо.
«У каждого из нас свое время для движения и знакомства с миром. И каждому из нас дано увидеть красоту, предназначенную только для наших глаз. Есть вещи, которые можем оценить мы, но мимо которых спокойно пройдут другие…», - ему казалось, что он не идет, а летит домой.
Не раздеваясь, он сел за стол, схватив первый лежащий на столе лист… Вскоре рядом с листом, испещренным перечеркнутыми словами, появился другой лист, исправленный, с родившимися в новые строчки мыслями, а поэт сидел у окна с книгой стихов любимого поэта, с чувством благодарности, а не зависти.
***
Творческие люди должны помогать друг другу, а не ссориться между собой. Каждый из них видит реальность по-своему, открывает для других то, что видит. Нужно уметь ценить и себя и то, что делают другие, уметь быть благодарным им за то, что они помогают тебе взглянуть на Жизнь иначе, с другой стороны…
ФУНДАМЕНТ И КОРЕНЬ
В комнате стоял гул от громких голосов. Один из художников представил на суд других мастеров свою новую картину, и теперь, стоя в холодном поту, смотрел остановившимся взглядом куда-то в одну точку, под градом критики и противоречивых советов… Мастер, которого ученики за глаза называли «Философ», смотрел на художника с сочувствием и пониманием. Он помнил первые попытки показать свои творения, злобные реплики в адрес того, на что он потратил столько сил, постоянные попытки других научить его, что нужно делать…Он знал, что сейчас чувствует художник…
Дождавшись секундной паузы, он обратился к остальным, похвалив удачные стороны картины. Потом, бросив в сторону оцепеневшего художника одобрительный взгляд, молча вышел на улицу. Один из критиков бросился за ним, и, догнав его на улице, схватил за руку. Мастер вопросительно посмотрел на него.
- Что с тобой? Зачем ты ушел? И зачем ты ему врал? Ты, что не видишь, что в его работе полно несуразностей?
- Это вопрос спорный, - холодно ответил мастер. - А вы используете то, что вам не нравится для того, чтобы выплеснуть собственную злость. Сейчас, когда вокруг все только и знают, что все рушат, пытающимся что-то создать не время жалить друг друга. Друг друга надо поддерживать.
- Ты не прав, - попытался поспорить художник. - Мы хотим помочь ему. Вот, смотри, - он показал рукой на садовника, который обрезал сухие ветки деревьев в саду, мимо которого они проходили. - Хороший садовник всегда обрезает ненужные ветки, чтобы они не мешали дереву.
Мастер мельком взглянул на садовника, потом перевел взгляд в другую сторону. Какой-то мальчишка пытался сорвать с дерева длинную ветку. Ветка сопротивлялась, и лицо мальчишки перекосилось злобой. Мастер подошел к мальчишке и что-то ему сказал. Сначала на лице мальчишки вспыхнула досада, но, слушая мастера, он постепенно отпустил ветку и, вздохнув, поплелся прочь. Мастер вернулся собеседнику.
- Когда вы критиковали картину, вы были похожи не на мудрых садовников, обрезающих ненужные ветки и помогающих дереву, а на озлобленных мальчишек, которые ломают здоровые ветки, причиняя дереву боль. Только мальчишки это делают потому, что пока не научились управлять своей яростью, а вы это делаете из злости, которую не можете в себе укротить. - Слова мастера прозвучали сухо и жестко.
Он пошел к своей мастерской, в которой его ожидали ученики. «Какое счастье, что в моих учениках нет такой злобы, и они стараются друг другу помогать», - подумал мастер, вспомнив доброжелательные лица своих учеников, старавшихся относиться друг к другу бережно.
Неожиданно странное недоброе предчувствие сдавило его сердце. Не понимая в чем дело, он открыл дверь мастерской…
Над одной из работ трудились двое учеников. Обычно они тихо советовались друг с другом и мастером, но на этот раз все было иначе. Один из них, с раздражением глядя на друга, громко жаловался на него остальным ученикам. Оторвавшись от своих работ, ученики с молчаливым удивлением смотрели на двух друзей, и ничего не могли понять.
Мастер несколько минут слушал досадные упреки, потом взглянул на второго ученика. Тот молчал, глядя в пол, затем поднял глаза, и мастер увидел, что они наполнены невыносимой болью. Ученик, жалующийся на друга, не сразу понял, что мастер вернулся. Увидев своего учителя, он на секунду умолк, потом, поколебавшись, попытался рассказать мастеру о том, что произошло между ним и другом. Мастер перебил его:
- Почему ты мне об этом рассказываешь при всех?
Ученик растерялся.
- Над этим произведением вы работаете вдвоем, - продолжил мастер. - Вполне понятно, что между вами возникают разногласия. Непонятно другое: зачем ты выставляешь их перед другими? Если между вами возникла преграда, вам нужно думать, как устранить ее, а не тратить время на взаимные обвинения. Нити в узоре переплетаются и поддерживают друг друга. Камни в постройке дополняют и поддерживают друг друга. Партнеры в танце поддерживают друг друга, и, если один из них оступается и сбивает волну танца, хороший партнер поддержит его, а при публике, для которой они этот танец исполняют, не обмолвится и словом упрека. Возможно, этот упрек и прозвучит, но он будет скрыт от чужих ушей. Все ваши споры и разногласия, все ваши совместные поиски составляют основу для вашего будущего творения, как фундамент составляет основу для дома, как корень дает начало растению. Судьба фундамента и корня - быть скрытыми от чужих глаз. Строящийся дом окружают забором, скрывая от зевак процесс его создания. Корень прячется в земле, и одному Создателю известно, какую борьбу внутренних сил и энергий он скрывает. Также и ваши споры и разногласия должны быть скрыты от чужих глаз. Как корень растения, как фундамент дома. А тем, кто будет смотреть на ваше творение, достаточно видеть истину, которая родится в вашем споре, но не сам спор…
Мастер умолк и посмотрел на второго ученика. Тот смотрел на него с немой признательностью. Этого взгляда было достаточно, чтобы они поняли друг друга. Позднее, этот ученик и мастер вели долгие беседы, но они никогда не обсуждали тот момент, когда их взгляды встретились и они поняли друг друга без слов. Притихший ученик, кидавшийся обвинениями, молча вернулся к своему другу. Остальные продолжили свою работу. Они по очереди подходили к мастеру, делились своими мыслями, спрашивали совета. И только в углу двух поссорившихся друзей была тишина.
Когда они представили на суд остальных свое новое совместное творение, они смотрели друг на друга с дружелюбным пониманием и благодарностью. От прежней обиды и раздражения не осталось и следа. Единственное, что бросало тень, на их лица, - это усталость, но это была усталость изможденного путем странника, который падал с ног от пройденного и испытанного, но глаза которого светились счастьем и гордостью человека, достигшего цели и нашедшего то, что он искал.
Мастер вздохнул с облегчением.
***
…Для меня создание не ограничивается творчеством. Создавать нужно не только произведение искусства, но еще и отношения, хорошее настроение, уют, атмосферу…можно продолжать до бесконечности. Все это тоже создается, и многое в этом создании зависит от нас. Даже если что-то очень долго не получается. Но самое сложное в том, что каждый день приходится создавать самого себя, рождаться, меняться, что-то понимать или открывать заново, иначе ты будешь существовать, а не жить…
ВЛАСТЬ КОРОЛЕВЫ
Королева смотрела в окно с самодовольной улыбкой на тонких губах. К замку постоянно приближались подданные с подарками, в тайной надежде умилостивить своенравную королеву. Повозки обгоняли летящие на лошадях всадники, одержимые решительной уверенностью покорить ее неприступное сердце. Глядя в окно, королева купалась в пьянящем чувстве безграничной власти. Она знала, что через несколько часов обескураженные всадники развернут своих лошадей и угрюмо вернутся в свои замки, а подданные будут медленно брести к своим домам, пока ее слуги сгребают в сокровищницу горы дорогих даров. Каждый день все повторялось, и королева была уверена, что так будет всегда. Ей было все равно, что подданные не любили, а лишь боялись ее. Она упивалась своей властью, думая, что это и есть настоящая власть.
Неожиданно где-то внутри себя она почувствовала волну какого-то странного чувства, которое она не смогла объяснить самой себе. Это неизвестно откуда взявшееся чувство пугало и раздражало ее. У нее появилось ощущение, что что-то должно произойти. Она несколько минут тяжело дышала, пытаясь прийти в себя. Но странное чувство не исчезало, а наоборот росло, постепенно заполняя собой все ее внутреннее пространство… Не в силах унять поднимающуюся волну, королева выбежала из замка. Прокричав что-то слугам, она вскочила на лошадь и понеслась к лесу…
Она не помнила, как влетела в лес на полном скаку, как ветки хлестали ее по лицу, ей казалось, что она ничего не видит и не слышит. Потом, обессилев, она остановила лошадь и спрыгнула на траву. Привязав лошадь к дереву, королева пошла вдаль, не зная, куда она идет и зачем, но остановиться она не могла… Наконец она начала понемногу приходить в себя, и молча оглядывала деревья и кусты, как будто заново видя их. Наверное, так чувствует себя человек, ступающий на новую землю, или открывающий что-то неведомое доныне. Выйдя на поляну, она увидела сидевшего на бревне старика. Ветка под ее ногой хрустнула, старик обернулся и спокойно посмотрел на нее. Он даже не сделал попытки встать и поклониться ей, продолжая молча вопросительно смотреть на нее. Внезапно королева сообразила, что старик не поклонился ей.
- Что за дерзость, - вскрикнула она. - Ты даже не соизволил поклониться мне!
- А почему я должен это делать? - как ни в чем ни бывало, спросил старик.
- Ты не знаешь, что я королева и правлю этой страной? - ехидно спросила королева.
Старик удивленно огляделся.
- Я не вижу перед собой ни одного правителя, - невозмутимо ответил он. - Может быть, ты и умеешь управлять другими, а управлять собой так и не научилась. Ты не знаешь, что настоящая, истинная власть - это власть над собой. Пока ты не научишься управлять своим внутренним миром, ты не станешь настоящей правительницей, настоящей королевой.
Королева в ярости сломала ветку, которую нервно вертела в руке, и бросилась бежать прочь от старика. Она долго бежала по лесу, и, наконец, остановилась на берегу озера. Медленно подойдя к озеру, она зачерпнула воду, и молча смотрела как вода стекает с руки…Потом усевшись на берегу, она долго смотрела на гладь озера. Вряд ли она смогла бы объяснить вразумительно, что она поняла за это время, и что ей открылось. В нашей жизни есть вещи, которые скорее ощущаются, чем объясняются разумом…
…Поднявшись, она медленно пошла обратно. Вернувшись на поляну, она увидела, что старика уже не было. Королева нашла свою лошадь и вернулась в замок. Все поняли, что с ней что-то произошло, но она ничего никому не объяснила и не стала отвечать ни на чьи вопросы. Она запретила привозить ей дары, и возле ее замка больше не было длинной вереницы возов и лошадей. Слуги молча смотрели на все, что меняется в замке, и понимали, что теперь видят перед собой настоящую правительницу. Королева и сама знала, что только теперь она начала править по-настоящему. Теперь она знала, что такое истинная власть настоящей королевы, умеющей, прежде всего, управлять самой собой…
***
У нас далеко не всегда получается двигаться вперед: то затягивает трясина будней, то какие-то события выбивают из колеи, то не пускают собственные ошибки и промахи…
Иногда бывает очень важно, чтобы на нашем пути встретился человек, который подарит нам живой импульс для движения. И вовсе не обязательно внутри в ответ на это возникнет бурный поток или буйная пульсация, возможно, это будет просто спокойное и уравновешенное движение, или волна, которая смоет все ненужное и оставит только главное.
Конечно, никто не знает, куда нас приведет новое движение: оно может подарить не только пробуждение от внутреннего сна или полет вдохновения, но и стать причиной боли нового падения или тягости вновь сковавшего молчания. Но, каким бы ни был результат, суть в том, чтобы оно все-таки началось – это движение, неважно в каком ритме, и с какой интенсивностью.
Стоит только одному из нас преодолеть внутри себя то, что мешает ему двигаться, стоит сделать хотя бы один шаг, и этот шаг может стать импульсом для движения другого. Твое преодоление может помочь другому преодолеть что-то мешающее ему. Или постичь что-то важное, что станет для него важным импульсом…
ИМПУЛЬС
Музыкант с грустью посмотрел на скрипку. Она не заплакала в ответ. Она молчала. Молчала так же, как и его душа…Он потерял счет дням, которые опустошали его своим нудным единообразием…
Этим утром он попытался вспомнить, когда оборвалась его песня, наполнявшая серые будни своим смыслом, не всегда понятным окружающим, но ясным для него…И он вспомнил. Вспомнил слова друзей. Им не понравилась его последняя песня. То, что он от них услышал, снова отозвалось в сердце глухой болью. Теперь глухой. Он вспомнил, какой эта боль была вначале: острой и неуемной, и он не знал, куда от нее деваться. И объяснить никому ничего не мог. Подумаешь, не понравилась песня. Ну и что из этого? Ничего особенного, кроме того, что душа закрылась, и скрипка замолчала. А так…Все, как всегда, только с оглушающей пустотой внутри…
Выйдя из дома, он долго не мог сообразить, в какую сторону идти. Да и какая, собственно, разница. Куда ни пойдешь, путей от себя все равно найти не сумеешь. Словно в тумане, он прошел рощу, и остановился перед оврагом. Неожиданно его внимание привлекло дерево, росшее на берегу оврага. Сам не понимая зачем, он подошел к дереву, и увидел, что одна из веток была сломана. Видимо, бушевавший недавно ураган не оценил красоты и обломал ветку. Он вдруг подумал, как больно должно было быть дереву, когда стихия вырывала то, что было его частью. Если бы дерево могло ему об этом рассказать…Но оно не жаловалось, только листва ласково пела свою песню, нежно отвечая на легкое дуновение подобревшего ветра...
И его как будто пронзило: «Дерево выдержало такую боль, и ему некому было пожаловаться. Но оно продолжает жить, давать тень, тянется к солнцу, ласково отвечает ветру, который еще совсем недавно так жестоко обошелся с ним. Оно продолжает расти, не думая о том, что кому-то не нравится, как оно это делает. А я…».
Теперь он увидел то, что не замечал раньше. Цветы, добродушно раскрывшие свои лепестки, кланяющаяся полю трава, плывущие в небе облака, задумчиво наблюдающие за тем, что делают ходящие по земле…
«Вот что мне нужно было понять: все живущее не зависит от мнения окружающих. Оно просто живет и дает жизнь другим. А я слишком завишу от того, что обо мне подумают, как меня оценят. Нельзя быть таким зависимым. Я меняю что-то живое во мне на желание понравиться. А этого быть не должно…»...
То, что он пережил за последнее время, показалось ему мелким и каким-то далеким. Как будто все это было не с ним…
Музыкант вернулся домой и в первую минуту почти рывком бросился к скрипке, но потом как будто осекся. Прикоснувшись к инструменту, он опустил взгляд. Потом, как будто робея, снова посмотрел на него, и все-таки взял его в руки. Обиды и боли больше не осталось, потому что скрипка снова запела...
____________________________
…Проходя мимо дома музыканта, поэт услышал звуки поющей скрипки. Ему и в голову не пришли всякие поэтические сравнения в виде освобождающейся от оцепенения души или возрождающейся жизни. Он не был знаком с музыкантом и ничего не знал о том, что с ним произошло. Он просто был очарован льющейся из окна мелодией, и остановился послушать, не в силах пройти мимо того, что он услышал…
…Что-то необъяснимое всколыхнулось внутри него, пока он слушал проснувшуюся скрипку. Тревожная тень проскользнула по его лицу, и он отвлекся от мелодии и задумчиво пошел дальше…
Он долго не мог понять, что с ним случилось. Понравилась мелодия – да, он несколько минут стоял и слушал. Но это еще не все. А что еще случилось? Вот на этот вопрос он никак не мог найти ответ. Его это не удивило. В последнее время ему не удавалось находить ответы на вопросы, которые никак не давали ему сделать новый шаг. Он не мог найти слов. Не мог понять, где их искать. И, что самое страшное, перестал видеть смысл в том, что он делает. Сначала ему казалось, что нужно просто отдохнуть, и он с новыми силами сядет писать новую книгу. Потом…Потом была язвительная ухмылка знакомого торговца, не понимавшего, зачем тратить столько времени на книги, которые никто читать не будет…Пессимист-философ подробно рассказал ему, почему все поиски бессмысленны, и что бы он ни написал, это ничем не поможет изменить хоть что-нибудь в нашем мире…
Играющий на улице малыш, складывающий мозаику, казалось, на мгновение привел его в чувство. «Я тоже играю в свою игру, только со словами, складываю их в свою мозаику», - с проснувшейся было надеждой подумал он. Только сложить новую мозаику из слов опять не получилось…
Этим утром он вспомнил слова своего учителя о том, что только тишина дает все ответы. Он ушел к дальнему озеру, пытаясь слиться с тишиной, которая царила там. Вряд ли он смог бы сказать, какие ответы и на какие вопросы он нашел. Внутри была тишина, но уже не такая тягостная как раньше.
Звуки поющей скрипки заставили его очнуться от тишины…Внезапно он понял, что произошло. Скрипка разбудила в нем слишком много слов, и ему нужно было выбрать самые важные из них. Возникшие у него в голове образы начали спорить друг с другом, пытаясь вытеснить менее удачного на их взгляд соседа. Так продолжалось до тех пор, пока он внутренним движением не заставил их прекратить спор, и не заставил их мирным взглядом посмотреть друг на друга. Они послушно закружились в танце, дополняя и помогая друг другу… «Вот так-то лучше!» - с улыбкой подумал поэт, и взялся за перо…
Чтобы написать о той, которая больно ранила его своими словами, но дала ему понять очень важные истины о себе. Он так долго надеялся, но…То, что он услышал, пронзило его своей простотой и неизбежностью. Он понял, что ничего изменить нельзя. Но вместо боли, рвущей душу на части, почувствовал какое-то непонятное освобождение. Сначала он решил, что это просто облегчение оттого, что больше нет сомнений, и все понятно. Но потом понял, что дело было в другом. Это не было освобождением от любви, он чувствовал, что любит ее по-прежнему. Это было освобождением от иллюзий. Он понял, что эта по-новому открывшаяся реальность не позволит ему забыть ее, но он уже знал, что оставит ее в покое. Ему не нужно было ее забывать, ему нужно было заново создавать тот мир, в котором он будет жить, зная, что она где-то рядом, но не с ним… Он долго боялся признаться себе в том, что благодарен ей за те слова, которые она ему сказала. Теперь он уже понимал, зачем он будет писать. Он хочет говорить о главном, о том, что волнует именно сейчас, о том, что уже завтра станет прошлым, и для чего он сможет найти нужные слова только сегодня, пока это важно…Заскрипевшее перо вывело строчки нового признания…
ОТКРОВЕННОСТЬ ТВОЯ
Откровенность твоя мне дороже всех слов карамельных,
Неприкрытая ложью, разящая, словно стрела.
Глубина? Пустота? Все оттенки теперь неподдельны.
Откровенность твоя все ненужное выжжет дотла.
Откровенность твоя разрушает воздушные замки,
Мне не жалко крушенья иллюзий, закрывших мне жизнь,
Что настойчиво делали мир мой искусственно ярким,
Откровенность твоя все фальшивое смоет с души.
Откровенность твоя – это импульс к движенью иному,
Где реальность с немой беспощадностью смотрит в глаза…
Где себя открывать, создавать мне приходится снова…
Откровенность твоя – горькой правды скупая слеза…
__________________________
…«Откровенность твоя – горькой правды скупая слеза…»
…Художник дочитал последние строчки, и спрятал листок со стихами в карман жилетки. Не находя себе места, он вернулся в свою мастерскую, но на пороге остановился и обвел ее взглядом…Все вещи были на тех местах, на которых он их оставил. Ничего не изменилось. Внешне. Но теперь внутренне изменился он. Он не заметил, что, входя в мастерскую, он с каждым шагом оживлял все вокруг. Как будто не понимая, что с ним происходит, он взял в руки кисть и снял завесу с неоконченной картины…
Ее взгляд ножом полоснул его по сердцу…Ее взгляд…Этот взгляд преследовал его везде. Он пытался стряхнуть с себя воспоминание о нем, но ничего не помогало… Постоянно влюбляясь, он менял подруг так часто, что друзьям уже надоело шутить над ним. Узнав про очередную подругу, они просто понимающе и устало отмахивались или усмехались. Когда Она вошла в его жизнь, он даже не сразу понял, что что-то изменилось. Ему, покорившему сердца не одной неприступной красавицы, ее холодная отстраненность показалась забавной игрой, в которую он включился с веселым азартом и предвкушением легкой добычи. Но легкой добычей она не стала. Так же как и сама не стала играть в охотницу. Наверное, ему было бы легче, если бы она подчинила его себе, лишив его сил сопротивляться и царствуя над ним. Но она и этого себе не позволяла.
С ней все было совсем иначе. Она не хотела быть ни властной королевой, ни покорной рабыней, она просто не смогла бы стать одной из них, потому что была и той, и другой одновременно. Скрывая горящее от страсти тело складками строгих платьев, она никому не позволяла никаких вольностей, быстро давая понять, что любителям легкомысленных приключений нечего искать рядом с ней. Но когда художник впервые встретился с ее взглядом-признанием, его пронзила ее беспредельная откровенность. Услышав дикий крик ее страсти, он не мог поверить, что это был ее крик. Та, которая казалась ледяной и неприступной, обжигала его своим огнем и пленяла своей покорностью…
Раньше ему доставляло удовольствие как будто нехотя похваляться своими победами, но теперь…Друзья поражались его неожиданному молчанию. Он как сокровище уберегал от чужих глаз то, что было связано с ней. Никто не знал о том, какой огонь сжигал их душными летними ночами…Как днем она молча смотрела на кисть, танцующую в его руках. Никогда прежде он никого не допускал в святая святых – его работу над картинами. Он выпроваживал подруг, нежно целуя их, и показывал картины только тогда, когда они были закончены. Но с ней ему хотелось быть до предела откровенным, как будто отвечая на ее откровенность, которую она позволяла себе только с ним. Он верил ей. Верил в искренность ее огня, и хотел открыть ей свой мир так, как никогда никому не открывал…
Теперь он уже не помнил, с чего начался кошмар их разрыва…Несколько слов, которые ранят до глубины души и мгновенно воздвигают стену, которую разрушить почти невозможно…Почти…Как он верил в это «почти», которое перерастало в «возможно»…Он пытался все исправить, но ничего получалось, и она уехала…Куда? Он не знал. Да и не пытался узнать, понимая, что даже если бы он ее нашел, их продолжала бы разделять горечь несправедливых слов…
Впервые взяв кисть через несколько недель после ее отъезда, он долго невидящим взглядом смотрел на холст, потом сделал первые мазки...Он не пытался задавать себе вопросы, не пытался ничего вспоминать, не пытался ни о чем думать, понимая, что все это ни к чему, и уже зная, кто будет изображен на его новой картине…Перевернувшая все в его жизни своей беспредельной откровенностью, умевшая держать свою откровенность в узде так, что никому и в голову не пришло, что она может быть такой…
Несколько дней он бился над картиной, но потом в ярости бросал кисть и впадал в отчаяние. Он не мог понять, чего ему не хватает. Все то, что у него получалось, казалось ему непростительной фальшью, и те образы, которые он создавал, имели с ней только внешнее сходство, но это была не она. В этих образах не было ее души, не было чего-то такого, чтобы с первого взгляда было понятно – да, это она, а не жалкая подделка… …
Прочитав новые стихи друга и вернувшись в мастерскую, художник долго смотрел на картину…Внутри настойчиво звучало то, что он перечитал, казалось, тысячу раз: «Откровенность твоя»…Наконец он понял, почему его зацепили эти слова, и чего ему не хватало в картине: откровенности. Ее откровенности. Как он ни старался, но он каждый раз изображал ее красавицей-королевой в строгом платье, такой, какой ее знали другие. Но он-то знал ее другой…Правда, то, что он знал о ней, должно было иметь какую-то грань, которую нельзя было перейти даже в картине…
Кисть снова запульсировала в его руке…Теперь он знал, какой он хочет ее изобразить…
…Устало вздохнув, он вытер полотенцем вспотевшее лицо и еще раз взглянул на законченную картину, на которой действительно была она…Настоящая…Выходящая из густого леса полуобнаженная дикарка, властно ведущая за собой единорога, готовая в любой момент скрыться от посторонних глаз в глубине леса…Он знал ее именно такой. И только изобразив ее именно так, мог бы честно сказать: «я нарисовал тебя настоящую»…
…Художник не слышал, как чуть слышно отворилась дверь, и дикарка-королева застыла в изумлении перед его картиной. Она была поражена тем, насколько глубоко он смог понять ее душу, и как тонко смог показать то, что она открыла только ему… Одного ее взгляда художнику было достаточно, чтобы понять, что она больше никогда никуда не уйдет и никогда не упрекнет его за сказанные в запале слова. И он знал, что никогда больше не позволит себе повторить их…И никогда никому не покажет эту картину. Она станет их тайной. И только безудержный поток вдохновения станет отголоском этой тайны…
_____________________________
…Гончар зачарованно смотрел на новую картину художника, который неделями не выходил из мастерской, создавая одно за другим полотна, от которых друзья не могли оторвать глаз…Как и остальные, гончар понимал, что вдохновение как на крыльях летающему другу дарила гордая красавица, озарявшая мастерскую своим взглядом, но он старался не задавать лишних вопросов, просто радуясь счастью друга…
А вот своему счастью радоваться не приходилось. То дело, которое он очень любил, превратилось в тяжкую дань, которую он платил душащим его будням. Держа в руках очередной кувшин или вазу, он больше не чувствовал взволнованно пульсирующего удовлетворения от законченной работы, смешанного с приятной усталостью. Теперь все казалось ему никчемным и обыденным…
…Он сел за стол и уткнулся лбом в сомкнутые руки. Мысли беспорядочным роем кружились в голове. Одна из них вдруг как будто вырвалась из роя и повела его за собой в прошлое…
…Толпа у дворца правителя напоминала бушующее море. Самые отчаянные вскакивали на импровизированную сцену и яростно изобличали правителя во всех грехах, пытаясь призвать толпу к немедленным решительным действиям. Толпа страстно выкрикивала неразборчивые от гнева слова поддержки… Он был еще совсем юным, и откровенно не знал, как все это воспринимать. Нет, он не был доволен тем, что происходило в их краях, но, в глубине души, не верил в то, что новые трупы и кровь повстанцев, крушащие все беспорядки и бойни помогут сделать жизнь лучше. Скорее, наоборот…
Пока он растерянно смотрел на разъяренную толпу, к нему подбежали двое мужчин. Они стали наперебой убеждать его пойти с ними, пытаясь вложить в его руки ружье. Он как в оцепенении молча смотрел на них. Видя, что он никак не может решиться, они с негодованием выкрикнули ему в лицо гневные оскорбления и побежали к бушевавшей толпе. Как плетью стегнувшие упреки больно впились в сознание и закровоточили в душе… Как будто спрятавшись от удара, он обхватил голову руками и медленно пошел по опустевшим улицам. На пороге одного из домов сидела женщина.
- Что с тобой? - спросила она юношу, испугавшись его вида.
- Я…не знаю…Я ничего не понимаю…Они сказали мне, что я - ничтожество.
Она недоуменно взглянула на него. Усадив его рядом с собой, выслушала сбивчивый рассказ о том, что произошло.
- Каждому - свое, - спокойно сказала женщина, - Если они чувствуют, что их место - там, значит, они и должны быть там. А тебе там делать нечего.
- Почему? - он удивленно взглянул на женщину.
- Посмотри на меня, - продолжила она.
- Ты и, правда, веришь, что они что-то изменят?
Он глубоко вздохнул, потом медленно взглянув в глаза женщины, глухо произнес:
- Нет, - и опустил глаза. Он впервые ощутил, как трудно бывает произносить слова правды. Но неожиданно, после этих слов, он почувствовал облегчение. Несмело подняв глаза, он снова посмотрел на женщину.
Она улыбалась.
- Ну вот видишь. Тогда тебе действительно незачем быть там. Твое место не с ними.
- Но ведь нужно что-то сделать.
- А что ты умеешь делать?
- Да нет. Я не об этом…Нужно ведь помочь что-то изменить…
Неожиданно в ее голосе зазвучали стальные нотки…
- Изменить что? - ее голос дрогнул.
Он еще раз посмотрел на нее. Добродушное лицо перекосила гримаса горечи. - Поменять одного правителя на другого, одни законы на другие, одну несправедливость на другую?
Он в изумлении смотрел на женщину. На ее глазах выступили слезы, глаза как будто видели не его, а ту картину, которая болью врезалась в память… Она несколько раз тяжело вздохнула, потом медленно заговорила….
- Много лет назад я видела такую же кричащую толпу. Наш прежний правитель издал новый закон, после этого началось восстание. Я была совсем юной, мне было очень страшно. В доме рядом с нами жила женщина с сыном. Он был озлоблен на правителя, и когда началось восстание, ушел вместе с мятежниками. Мать пыталась остановить его, но он ее не слушал и, уходя, бросил ей на прощание: «Смотри, они же не сидят просто так, они пытаются что-то сделать. А ты сидишь тут, как в болоте, и ждешь, пока все сделают за тебя!». Его убили, и мать, давно простившая сыну сказанные в гневе слова, не находила себе места от горя. Мятежники посадили на трон нового правителя. Старые законы заменили на новые. Но лучше или легче не стало. Стало просто по-другому тяжело…
Однажды мать убитого мятежника зашла к нам в гости. Она долго говорила с моей мамой, а потом я услышала, как она с горечью сказала: «Ведь жить-то лучше не стало. Ради чего он тогда погиб? Если бы он только знал, что все так обернется!». Видя, как по ее лицу стекают слезы безутешности, мама не знала, что ей сказать. Она понимала, что убитая горем женщина права… Потом стало еще хуже. Мой отец уже не мог работать. Маме не под силу было прокормить всю семью. Спасала только прялка. Но с каждым днем мама видела все хуже, недалек был тот день, когда она уже не сможет прясть. Тогда ее сменила я, и с тех пор для меня нет ничего дороже моей прялки, спасшей жизнь моим родным. Если бы я не пряла, и не продавала пряжу, мы бы умерли с голоду.
Женщина вздохнула, и посмотрела на юношу.
- Я не делала ничего особенного, но моя прялка и мое усердие помогло моим близким выжить. Если бы я вместо этого стала мятежницей и погибла, моя смерть ничего бы не изменила, а мои родные умерли бы от голода…
Юноша смотрел на нее со смешанными чувствами. Он не знал, что ей ответить.
- Найди себе дело. Не всем быть мятежниками и проливать кровь. Кому-то нужно продолжать ход жизни и поддерживать тех, кто просто находится рядом.
Гончарный круг стал его другом. То, что он научился делать, несло в себе частичку его души и тепла. Он смущенно улыбался, когда ему дарили слова благодарности, унося в дом кувшины, вазы или горшки, хранящие тепло его рук…
Так было много лет.
Но потом все изменилось…. Вздохнув, он вышел из-за стола и взял в руки кувшин…Он сделал его для новой соседки, недавно переехавшей с семьей в их края. Вдруг он вспомнил слова пряхи: «Кому-то нужно продолжать ход жизни»… «Нужно!», - с неожиданно проснувшейся твердостью мысленно произнес он, и понес кувшин в дом соседки.
__________________________
…Женщина никак не могла оторвать глаз от кувшина. С виду в нем не было ничего особенного - кувшин как кувшин. Но ей казалось, что от него веет каким-то глубоким внутренним теплом. Она взяла кувшин в руки, и ей показалось, что она чувствует прикосновение добрых и заботливых рук. Она вспомнила, что гончар слыл среди соседей мастером с добрым сердцем и золотыми руками, и поняла, что согласна со всеми, кто так говорил. Она поставила кувшин на место и оглядела комнату. Ее охватило какое-то необъяснимое волнение. Она попыталась спрятаться за домашние дела, но они не смогли унять ее беспокойство, начавшее бушевать внутри, как волны, разбуженные внезапно налетевшим ветром…
Тогда женщина открыла крышку старого сундука, который хранил ее тайны. Достав из сундука вышивку, она положила ее перед собой и долго смотрела на незаконченный узор. Она давно начала вышивать его, но потом у нее перестало получаться. Она спрятала вышивку в сундук, найдя для себя кучу фальшивых объяснений…Она же занята…У нее дочь и сын…Куча домашних дел…Ей некогда этим заниматься…Да и зачем вообще это делать, кому это нужно?…В общем, вышивка лежала в сундуке, забытый узор томился в ожидании ее иглы, рук поправляющих нитки, души, которую она вкладывала в него…
Когда-то ей хотелось, чтобы на ее вышивках ожили леса, горы и цветы, поражавшие ее своей красотой, гордые кони, молнией скачущие по бескрайнему полю, мощные водопады, пугающие и манящие…. Она научилась языку цветных ниток и плавно плывущей иглы. Она научилась чувствовать, как биение ее сердца заставляет сиять вышитые узоры каким-то особым светом… Но это было не единственным ее желанием…
Однажды, играя с соседским малышом, она вдруг почувствовала, как сердце взволнованно забилось и сознание как будто пронзило: я ведь тоже когда-нибудь стану мамой, и у меня тоже будет такое же маленькое чудо…Девушка еще раз прижала малыша к себе и опустила его на землю. Прошептав ему на ушко несколько ласковых слов, она поцеловала его и посмотрела ему в глаза, улыбаясь. Малыш улыбнулся в ответ и, взглянув на нее своими добрыми глазами, убежал к маме.
Улыбка долго не сходила с ее лица. Она улыбалась вослед убежавшему малышу и своим мыслям, представляя своего собственного малыша, который у нее когда-нибудь будет. В мыслях добрыми красками нарисовались картинки с крохой, который ласково к ней прижимается…Потом с повзрослевшим малышом, который с умным видом строит домик из песка…Потом с подростком, который доверительно идет вслед за отцом по высокой траве… Так оно и случилось. Как в мечтах. Глядя на шалуна-сына и красавицу-дочку, она чувствовала внутри себя ту радость и умиление, знакомые только материнскому сердцу…
Только вместе с радостью в ее жизни появилось какое-то странное ощущение, похожее на то, что испытывает путник, задремавший на прогулке под лучами ласкового солнышка. Вроде и путь нужно продолжить, но отяжелевшие от дремоты ноги уже не хотят двигаться, а сомкнутые веки не хотят открываться. Все то, что когда-то жило и пульсировало внутри, было как будто опутано паутиной.
Теперь же сон как рукой сняло. Она осторожно погладила пальцами сделанные стежки, расправила вышивку на пяльцах, и взяла в руки иголку. Она больше не задавала себе вопрос «Зачем?». Он ее больше не волновал. Ее волновало, какие нитки выбрать дальше, как сделать стежки ровнее, каким получится тот узор, который она так хотела вышить… Иголка плавно поплыла, оставляя за собой разноцветные стежки. Узор наконец-то ожил и засиял желанным светом проснувшейся жизни… Кудрявая девчушка вбежала в дом и удивленно остановилась. Мама сидела за столом, склонившись над вышивкой. Девочка осторожно подошла к ней и, взглянув на вышитый узор, открыла глаза от изумления.
- Мам, как красиво! - прошептала она. Женщина улыбнулась и поцеловала дочку.
- Иди поиграй, хорошо?
- Ага, - послушно отозвалась еще не успевшая оправиться от удивления девочка. Вытащив из коробки куклу, девочка посадила ее перед собой. Кукла улыбалась ей, но девочка вдруг недовольно нахмурила бровки.
- Не нравится мне твое платье. Оно старое. Сейчас я тебе сделаю новое, - решительно заявила она кукле.
Тихонько подойдя к маме, она прошептала ей что-то на ушко, и мама дала ей иголку с нитками, шутливо погрозив пальцем:
- Осторожней, не уколись! Девчушка достала из другой коробки кусочки платья. Ей уже давно хотелось сшить любимой кукле новое платье, мама даже помогала ей. Но она быстро устала, и брошенное платье так и не украсило куклу, которой пришлось довольствоваться старым. Теперь маленькие пальчики, неловко держащие иголку, старательно делали стежок за стежком. Получалось неровно, но она очень старалась, временами поглядывая на красавицу-куклу, которая как будто замерла в ожидании обновки…
___________________________
…Стук в дверь прервал плавание иголок и игру цветных ниток…Женщина и дочурка, еще витающие в своих мыслях и мечтах, растерянно посмотрели на дверь. Через секунду лица обеих озарились улыбками. Гостем оказался старый знакомый, который когда-то жил в их городе и переехал сюда раньше, чем они. Теперь, когда они начали жизнь в незнакомом крае, он стал почти родным для них. Девочка просто обрадовалась его приходу, а женщина, очнувшись от своих фантазий, и внимательно посмотрев на старого друга, тут же поняла, что с ним что-то не так. Вздохнув, она подумала: «Наверное, опять не слышит музыку…». Только вслух не произнесла ни слова, решив, что лучше будет просто угостить его чаем, чем лезть в его загадочную душу…
Она даже представить себе не могла, как она была права. Он снова бродил по окрестностям, оставив дома замолчавшую скрипку, но, когда проходил мимо дома переехавших знакомых, неожиданно для самого себя, решил навестить их.
Чашка горячего чая сделала свое дело. Он стал расспрашивать о том, как идут дела. Девчушка гордо указала на новое платье для куклы, а женщина смущенно показала ему вышивку. Погладив девочку по голове, он похвалил ее, и, она, польщенная и ободренная, отправилась дошивать платье.
- Потерпи, осталось еще чуть-чуть, - прошептала она кукле. Та ответила ей понимающим взглядом, с нежностью глядя на обновку.
Художник заворожено смотрел на вышивку. Он не мог оторвать глаз от манящих горных вершин, вышитых той, которую он привык видеть в круговороте домашних дел, но никак не с иголкой в руках. Ему очень хотелось спросить, что случилось, с чего бы все это, но он привык быть тактичным. Поэтому просто сказал несколько очень важных для рукодельницы слов, которые заставили ее сердце снова забиться. После его ухода последние штрихи к узору завершили работу. Женщина смотрела на вышивку, не веря тому, что смогла вырваться из сонной трясины и снова ощутить свободу нового взмаха крыльев…
…Скрипка снова запела. Она вдохновенно звала за собой покорить новую вершину, с бесконечной нежностью рассказала о самых добрых чувствах, которые может таить в себе человеческое сердце, глубоко и волнительно поведала о благодарности, наполнявшей музыканта. Благодарности за выслушанное признание, за понятую боль, за принятую душу… Только те, кто слушал новую песню скрипки, даже представить не могли, что она родилась при взгляде на вышитую горную вершину и новое платье для красавицы-куклы, сшитое детскими ручками… А сам музыкант даже не подумал о том, что к нему вернулось то вдохновение, которое когда-то подарил он сам, сумев вырваться из плена сковавшей его тишины. Импульс, который когда-то воскресил чужую душу, вернулся к нему, чтобы оживить его самого…
***
Вот так, шаг за шагом, моя боль идет рядом со мной, сопровождая каждую мою строчку. Но я знаю точно: лучше я буду ее чувствовать и буду жить, чем буду молчать, не чувствуя ничего… И еще я очень надеюсь, что в моих строчках будет что-то важное для других, чтобы у меня было полное право называться СОЗДАЮЩИМ…
(Фото: Ольга Василенко Рисунки: Диана Гуринова)